Государственный академический русский драматический театр имени Максима Горького гордится не только талантливыми актерами и режиссерами, но и профессионалами своего дела, отвечающими за звук и музыкальное сопровождение. Звукорежиссер, заведующая музыкальной частью Нелли ТЕРЕХИНА служит в театре 33 года и с удовольствием все свое время посвящает ему.
— Нелли Давыдовна, как вы попали в театр?
— Я всю жизнь любила театр. Спасибо бабушке и маме, обе были очень интересные люди, музыканты. С детства они старались приобщить меня к культуре: водили на концерты, в филармонию, театр. Мне это все ужасно нравилось, сама атмосфера творчества завораживала. Но как я попала в театр работать — это отдельная история.
Все началось с моей школьной учительницы истории. Мы с ней подружились, особенно уже после школы, и поддерживали отношения. Потом она ушла из школы и устроилась в театр заведовать литературной частью. Я к тому моменту уже окончила институт, музыкальный факультет, и работала музыкальным руководителем в детском саду, хотела, чтобы мои дети были рядом со мной.
И вот однажды мы случайно встретились на базаре. Она мне говорит: «У нас новый режиссер приехал, будет ставить спектакль с музыкой. Надо разучивать партии с актерами. Приходи, помоги». А у меня в ответ категорическое «Нет». Мне было страшно: чужие люди, новая атмосфера, совершенно незнакомое дело. Но мы снова столкнулись там же, на выходе, и она снова позвала. А вечером еще и позвонила. В общем, она меня все-таки уговорила. Я сказала: «Хорошо, попробую».
И вот я пришла и тут же влюбилась. Режиссер был потрясающий человек — Владимир Григорьевич Бородин, светлая ему память. Он меня просто покорил. И я сразу сказала: «Да». С этого момента и началась моя театральная жизнь.
— Вы отвечаете за музыкальную составляющую спектаклей?
— Да, я полностью отвечаю за музыку, которая звучит в спектаклях. Конечно, со временем стало немного легче, молодые режиссеры часто приходят уже со своей музыкальной концепцией, приносят треки, идеи. В таких случаях мне не нужно все придумывать с нуля.
Но в большинстве постановок именно я создаю музыкальное оформление. Обычно читаю пьесу и сразу представляю, какая музыка должна звучать, чтобы усилить атмосферу, передать настроение сцены. Но тут вступает в дело режиссер, у него может быть совершенно иное видение. И вот тогда начинаются «несовпадушки», как я их называю. В этих случаях приходится настраиваться на режиссерскую волну, искать компромиссы. Это такой процесс совместный — поиск звучания спектакля. Иногда спорим, обсуждаем, но всегда приходим к общему решению. И мне это очень нравится, потому что в театре все живое, все настоящее, и музыка — такая же важная часть спектакля, как свет или декорации.
— Какие постановки вам запомнились больше всего?
— Я сама пишу музыку для сказок, как композитор. Уже больше десяти сказок оформила и, честно говоря, очень довольна этой частью своей работы. Особенно люблю те моменты, когда музыка рождается легко, будто сама собой, как будто герои сказки подсказывают мне, как надо.
Но и к серьезным спектаклям я тоже пишу музыку. Особенно запомнилась постановка «Ромео и Джульетты», это было, наверное, в 1992 или 1993 году. Я тогда нашла одну музыкальную тему, такую, знаете, тему любви. И мне показалось: вот она, именно она должна звучать! Принесла режиссеру. А он послушал и сказал: «Ну, на восьмерочку». Я в шоке: как это восьмерочка? Я была уверена, что это попадание в точку. Ставлю ему еще раз. «Ну, девяточка», — говорит. А я, видимо, была нахальная, начинаю ему рассказывать, как это должно звучать в сцене, прямо изображаю, на эмоциях. Включаю снова и вот тогда уже слышу: «Все, берем. Десятка». Вот так и рождаются моменты, когда музыка действительно начинает жить в спектакле.
Вообще, музыку к сказкам я пишу с особым удовольствием. Хотя это и детская аудитория, на самом деле это очень ответственная работа. Дети ведь чувствуют все — фальшь, неискренность. Поэтому все должно быть по-настоящему, с душой.
— Что вас вдохновляет на написание партий?
— Прежде всего, сама пьеса. Когда мы начинаем работу над спектаклем, я сначала читаю текст, как будто книгу открываю. Без анализа, без размышлений просто читаю и впитываю. В этот момент у меня в голове начинают рождаться образы, ощущения, настроения. Потом читаю второй раз и вот тогда уже начинаю слышать музыку. Где-то внутри она начинает звучать сама по себе. Не спешу записывать, просто слушаю. А на третий раз я уже вижу актеров. Тех, кто будет играть, как они двигаются, как говорят, как живут на сцене. И вот тут начинается настоящее волшебство под тех актеров, под их тембры, под атмосферу рождается именно та музыка, которая должна быть. Все складывается в единое целое. Это и есть самое настоящее вдохновение, когда текст, музыка и живые люди на сцене встречаются.
— Времена меняются… Что изменилось в специфике вашей работы?
— Тогда, в 90-е годы, все было по-другому. Я человек старой формации, старшего поколения, так сказать. Мне, с одной стороны, было проще, а с другой — сложнее работать. Сейчас ведь можно в Интернете найти все что угодно. Это, конечно, одна из современных технологий. А тогда совсем другое дело. Сейчас вот приходится осваивать, допустим, пульт, через который идет музыка. Это просто настоящий космический корабль. Музыка уже, конечно, не та. И вот в этом как раз и есть сложность. Но писать музыку мне сейчас, наоборот, проще. Допустим, когда я сочиняю для сказок, мне комфортно. У меня дома есть старинное фортепиано. И есть, естественно, электронное. На нем гораздо проще, можно ритм выставить, все что угодно. Это, конечно, упрощает работу. Все изменилось и очень сильно. Колоссально просто.
— Что вам нравится в вашей работе?
— Знаете, недавно на открытии сезона корреспондент задал мне похожий вопрос: «Какие у вас ощущения?». И я честно ответила: «Сама себе завидую». Потому что театр — это особый мир. Он раскрывает такие уголки твоей души, о которых ты сама и не подозревала. Иногда ловлю себя на том, что вдруг возникает неожиданное сильное, живое чувство. Думаешь: «Ого, а у меня, оказывается, есть такое».
Я смотрела спектакль «Алия» раз 60-70, если не больше, на всех репетициях, на всех показах. И каждый раз плачу. Не могу иначе. Хотя, казалось бы, организм уже должен привыкнуть. Но нет. Из-за музыки, из-за игры актеров, из-за самой этой истории слезы наворачиваются. Особенно сцена, где героини молятся: одна — на казахском, другая — на русском. Все. Я сразу поплыла. Я очень люблю этот спектакль. И вообще люблю, когда остается чувство детства, волшебства. Оно у меня до сих пор живо. Несмотря на 33 года в профессии, я все еще верю. Стоит на сцене дверь, и я верю, что за ней кто-то живет, что у них своя жизнь. Хотя знаю, что там кулисы, лестница, гримерка. Но мозг не слушает, он верит.
И знаете, мне нравятся люди, у которых это чувство тоже не ушло. Эта детскость про чистоту. Люди, которые совсем повзрослели… ну, не знаю, они становятся как черствая буханка хлеба. А те, кто сохранил внутри себя немного наивности, эмоций, легкости, вот с ними по-настоящему тепло. Это наши люди.
— Изменилось ли оборудование в родных стенах после капитального ремонта?
— Очень сложно было. Потому что, как я уже упоминала раньше, нам поставили космический корабль и не объяснили ничего. Полностью новое оборудование. Все цифровое. Мы всю жизнь работали на аналоговом оборудовании, на всех площадках. А с цифровым мы впервые столкнулись.
Причем нам дали звуковой музыкальный огромный пульт, таких всего два, по-моему, во всем Казахстане. Это суперсложная техника. И мы начали понемногу разбираться.
— Не используете в работе искусственный интеллект?
— Я еще до него не добралась пока. Все прошу свою дочь, она с ним уже «на ты». Я говорю ей: «Ты мне расскажешь потом». Она сама композитор, сама музыку пишет. И вдруг говорит мне такую вещь: «Мам, я не понимаю, как подбирать музыку к спектаклю». А потом добавляет: «Знаешь, он (ИИ. — Прим. ред.) умеет такую штуку: ты ему задаешь программу, допустим, мне нужна музыка в таком-то жанре, и он тебе сразу выдает конкретный список. Не надо самой искать, рыскать по Интернету». Я ей говорю: «Вот приедешь, научишь меня. Облегчишь мне работу».
— То есть вы готовы учиться новому?
— Конечно. А куда деваться? Сейчас нельзя отставать от мира. Я должна говорить на одном языке со своими детьми. И с внуком, ему 14 лет. Пока он ко мне с уважением относится, потому что понимает: бабушка у него современная. Во-первых, работает, во-вторых, в этих технологиях хоть как-то, но разбирается. Понятно, что неглубоко, не до конца. Но все же он может со мной разговаривать на одном языке. Иногда дети мне что-то объясняют и такие термины употребляют, что я их перебиваю: «Вы сейчас на каком языке со мной говорите?». «А, да…», — смеются. Но я учусь. Я действительно учусь.
— Ваши дети, получается, тоже по творческой стезе пошли?
— Да, пошли по моим стопам. Сыну было восемь лет, и он играл в спектакле у нас, тогда был Пушкин, он исполнял роль маленького Пушкина. Сейчас он — главный режиссер Барнаульского театра, у него свой курс. Работал с Райкиным, Евгением Мироновым. В Москве у него совместный проект с Ильей Авербухом. В общем, уровень.
Дочь — композитор. Она пишет музыку для Малого театра, Вахтанговского, Театра наций. И в Москве, и в Питере звучит ее музыка. Хотя сама живет в Красноярске. И все это, наверное, началось с того, что они когда-то просто «пришли за мной». Вот такая у нас получилась творческая семья. Не знаю, что дальше из этого выйдет, но пока вот так.
Муж, кстати, тоже мог бы быть в театре, его звали сюда главным инженером по технике. Но он сказал: «В семье должен быть хоть один нормальный» и остался в стороне.
— Вы столько лет проработали в театре. Наверное, достаточно заезженный вопрос: не хотели бы сменить профессию или, может быть, вернуться, отмотать время и поменять свою судьбу?
— Замечательный вопрос. Потому что у меня действительно был период… полного отторжения. Грубо сказано, но честно: не хочу, и все. Надоело. Настал какой-то творческий кризис. Прямо посреди творческого пути. Не уходя из театра, я вдруг подумала: «А что если попробовать что-то совсем другое?».
И пошла… Нет, не в бизнес, не в карьеру, а к подруге продавцом. Решила: подработаю. Сын учился, хоть и бесплатно, но жить на что-то надо. Месяц там продержалась. Торговля шла бойко, потому что я разговаривала с покупателями так, что те, кто пришел за карандашом, уходили с пакетом покупок. Подруга даже не хотела отпускать, у нее доход вырос. Но я отстояла свои шесть часов за прилавком, вернулась в театр и поняла: я будто на Мальдивы попала. Такое облегчение, такое счастье просто быть здесь. Почувствовала разницу и поняла: все, хватит с меня. Пыл прошел, жара прошла, и дальше все снова пошло как надо.
Иногда нужно попробовать сменить жизнь, чтобы понять: «Нет-нет-нет, поставьте меня обратно, туда, где взяли». И я ни капельки не жалею. Я действительно верю, что живу свою жизнь правильно. По крайней мере, в профессии точно. Ведь есть люди, которые только и ждут пенсии, чтобы больше никогда не работать. Потому что они терпели, не любили свое дело. А я свою жизнь проживаю. Ту, что, возможно, мне была предначертана.
У нас, можно сказать, династия музыкантов. Бабушка — чистая немка, родилась в Дрездене, окончила Дрезденскую консерваторию. Мама тоже музыкант, прекрасно играла на фортепиано. Конечно, война многое изменила, но бабушка продолжала ее обучать, и музыка в нашем доме звучала всегда. Театром они не занимались, но любили его страстно. И в этой атмосфере творчества я росла. У нас были музыкальные вечера. Мы жили в маленькой комнатке в коммуналке, но к нам набивалось столько народа! Мама садилась за фортепиано и играла весь вечер. Это было здорово. Возможно, именно эта атмосфера и направила меня туда, куда мне было предназначено.
— Если несколькими словами описать, что для вас значит театр?
— Это любовь. Любовь к своим коллегам. К молодежи, которую я сейчас искренне обожаю. Со старшим поколением у нас, конечно, особая связь, мы давно знакомы, много вместе прошли. Но и на молодежь смотрю с восхищением: какие они замечательные выросли! Умные, открытые, с ними приятно сотрудничать.
Недавно сидела в окружении ребят. И, знаете, не чувствую никакой разницы в возрасте. Мы говорим на одном языке, у нас общие темы. Они не ведут себя иначе только потому, что рядом кто-то постарше. Нет этого натянутого уважения. Они просто искренне общаются. Простые, живые разговоры. На одной волне.
А что еще для меня любовь? Это спектакли. Я обожаю предспектакльный шум, когда зал начинает заполняться. Вот это тихое «шу-шу» в зале, когда зрители переговариваются между собой. Еще ничего не началось, а атмосфера уже заряжена. Чувствуется волнение, ожидание — вот она, магия. Через пару секунд наступит тишина и начнется чудо. Спектакль. Это и есть любовь.
Я обожаю гастроли. Они для меня отдельное счастье. Новые города, новые лица, новые встречи. И дорога. Особенно люблю путешествовать на поезде — это целая романтика. Весь вагон наш, своя атмосфера. Хочешь — посидел в своем купе, надоело — пошел в соседнее, пообщался. Свобода, движение, единство. Честно говоря, я, наверное, не смогу назвать ни одного минуса в этом. Все в театре, в нашей работе про любовь.
Екатерина ТЫЩЕНКО
Фото Василия КРАСЬ
